Глава

9

"ЭТО СЛУЧИЛОСЬ В ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

МОГУЧЕГО РИМА..."

(дериваты гексаметра: детализация метра)

ВО ВСЕМ предыдущем изложении на каждом шагу мы могли видеть: анализ семантических ореолов стихотворных размеров труден тем, что семантика пока плохо поддается фор­мализации. Семантический ореол составляется из семантиче­ских окрасок, семантические окраски выделяются при рассмот­рении групп стихотворений, сближенных по семантическому сходству, но само это сближение приходится производить почти на глаз. Проблема измерения семантического сходства и несход­ства так сложна, что до сих пор не было возможности удовлетво­рительно ее поставить.

Другое дело - проблема метрического сходства и несход­ства: здесь анализ легче, и поэтому именно через нее удобнее по­дойти к задаче систематизации семантически окрашенных раз­меров русского стиха.

В самом деле. Каждую стихотворную форму, как фонему, можно разобрать на дифференциальные признаки и посмотреть, какие из них больше и какие меньше играют смыслоразли­чительную роль, т. е. участвуют в формировании семантическо­го ореола. Все 4-ст. размеры схожи друг с другом по одному при­знаку, все дактилические - по другому признаку, все размеры с такими-то окончаниями - по третьему, и т. д.; и семантический ореол может по общности признака (или чаще пучка признаков) переходить с размера на размер. Какие признаки в каждом слу­чае оказываются более существенными (т. е. наличие их обеспечивает ассоциативную связь между размерами, а отсутствие раз­рушает эту связь), а какие менее существенными (т. е. вносящи­ми лишь дополнительные оттенки), - это и предстоит выяснить. Выясняя это, мы опираемся на ощущения, которые сами испы­тываем и отмечаем у других (например, в высказываниях крити­ков) как у носителей данной стиховой культуры, - совершенно так же, как при анализе языка опираемся на ощущения носите­лей языка. "Такой-то размер подходит для такого-то содержания, а такой-то нет", - подобные суждения, отнюдь не являясь наукой (хоть нередко выдают себя за науку), оказываются вдруг очень ценным материалом для этой науки.

Гексаметр - один из самых отчетливых семантически окра­шенных размеров русского стиха. Это - имитация греко-латин­ского квантитативного размера, и всякое употребление его в русском стихе есть знак установки на "что-то античное", Но ка­кие элементы этого размера диктуют эту установку в большей мере и в меньшей мере? Если разложить определение русского гексаметра на дифференциальные признаки, то, по-видимому, мы насчитаем их пять. Это размер с нулевой анакрусой (А); с числом стоп (С) или, точнее, иктов, равным шести; с междуиктовыми интервалами (И), обычно 2-сложными, но с допущением и 1-сложных; со сплошными женскими окончаниями (О); и с от­сутствием рифмы (Р). Спрашивается, какие допустимы отклоне­ния от этих габаритов, не нарушающие исходного семантиче­ского ореола - ощущения, что перед нами "что-то похожее на античный гексаметр"?

Будем изменять признак за признаком, порознь и в сочета­ниях, и проверять свои ощущения. В дальнейшем, в случае необ­ходимости, можно разработать связную программу психологи­ческого обследования восприятия стиха и производить опрос испытуемых по специально составленным таблицам с подборка­ми примеров.

1. ИНТЕРВАЛЫ. Начнем с главного признака стихотворного ритма - междуиктных интервалов (И). Здесь мы сразу сталкиваемся с любопытным явлением: именно тот при­знак, который с точки зрения стиховедческой наиболее важен, с точки зрения семантической оказывается гораздо менее сущест­вен. А именно - нормой гексаметра является переменность меж­дуиктного интервала в объеме 2-1 слога; однако мы имеем мно­жество переводов и стилизаций самых разных поэтов, от "Лес­ника и его внука" Никитина до "Сна Мелампа" Вяч. Иванова, выполненных чистым дактилем без единой 1-сложной замены и тем не менее ощущаемых и авторами и читателями не как "бе­лый дактиль", а именно как гексаметр. Здесь нет надобности даже приводить примеры.

Отклонения от нормы (И) в сторону расширения диапазона колебаний фактически не испробованы: можно привести лишь экспериментальное четверостишие А. Квятковского из его "Поэ­тического словаря" с колебанием интервалов 1-2-3:

(1)       В пурпуре, блеске и дымах, леса разрисовав позолотой,
Озаряя розовым светом струнную рожь и пшеницу,

В визге стрижей оголтелых и в мелькании ласточек быстрых

Вниз головой бесшумно падало тяжелое солнце.

Отклонение от нормы (И) в противоположную сторону -это гексаметр, в котором не 2-сложные интервалы преобладают над 1-сложными, а наоборот. Такова вторая песня в XI главе "Ун­дины" Жуковского: в ней в первых 4 стопах интервалы 1-слож­ные, и только в 5-й стопе, как того требовали учебники, - 2-сложный. Формально такие строки укладываются в схему гекса­метра, но на слух ощущаются как нечто хоть и близкое, однако отличное:

(2)      Мать тоскует, бродит, кличет... нет ей ответа!
Ищет, ищет, что ж находит? дом опустелый,
Где дотоле, днем и ночью, мать в упоеньи
Целовала, миловала дочку родную!..

Наконец, если в 6-стопном стихе не большинство, а все междуиктовые интервалы станут 1-сложными, - даже в заветной 5-й стопе, - то перед нами будет чистый 6-ст. хорей с женским окончанием, традиционный размер русского фольклора и его имитаций (пример из Мерзлякова):

(3)       -Не скликай, уныла птичка, бедных пташек,
Не скликай ты родных деток понапрасну -
Злой стрелок убил малюток для забавы,

И гнездо твое развеяно под дубом...


Этот размер (с дактилическим окончанием) В. Капнист назы­вал "русским гексаметром" - стало быть, ассоциации, хотя бы функциональные, здесь все же существовали. Жуковский ими воспользовался, введя в "лубочную" сцену гексаметрической "Войны мышей и лягушек" чисто хореический стих "Жил Мур­лыка, был Мурлыка, кот сибирский...". Но в целом семантическая окраска этого размера уже не имеет ничего общего с гексамет­ром: из области античных ассоциаций мы переходим в область русских народных ассоциаций.

Определяющим для "гексаметричности", таким образом, ока­зывается последний междуиктовый интервал: если он, как в ан­тичном стихе, 2-сложен, то стих воспринимается как гексаметр, если 1-сложен, то нет. (Для всех ли это так или только для опыт­ных читателей гексаметра?) К сожалению, экспериментов в этой области почти не было. Впрочем, М. Шагинян написала целое стихотворение 5-иктным дольником ("Memento mori", 1921) -думается, что если оно и кажется не совсем похожим на гекса­метр, то не столько из-за укороченных строк, сколько оттого, что поначалу в нем слишком много односложий в последнем интервале:

(4)    ...В сон, как в мечеть, у порога оставив туфли, Каждую ночь, забыв про себя, вступаю. Все, что не я, опять нахожу на месте: "Здравствуйте, - им говорю, - синий сон и дорожка!" "Здравствуй, - и мне в ответ синий сон и дорожка, -Мы тут стоим, а ты?" - "А я сокращаюсь. Вот и опять я стал короче, чем прежде..."

Для Шагинян это был случайный эксперимент; но Фет в свое время пользовался таким 5-иктным дольником систематически для передачи (в высшей степени условной) латинского холиям­ба Марциала. У Фета последний интервал только двусложный; можно думать, что поэтому его стих больше похож на гексаметр, хотя и укороченный:

(4а) Воду, Руф, ты себе подливаешь обильно.

И, принужденный товарищем, лишь небольшую
Парочку самого жидкого пьешь ты фалерна.
Или блаженную ночь тебе обещала
Невия, и желаешь, оставшися трезвым,
Ты вернее изведать игривое счастье?..

Таким образом, по признаку (И) возможность отклонений от нормы - минимальная: в одну сторону неиспробованная, в другую сторону невозможная. Порог ощущения сходства с гексамет­ром лежит здесь между 2 и 1 слогом: при сплошных 2-сложных интервалах стих воспринимается как гексаметр, при сплошных 1-сложных - как нечто совсем инородное.

2. СТОПНОСТЬ. По признаку стопности (С) нормой гексаметра являются б стоп. Отклонения от этой нор­мы вверх фактически не испробованы: в "Одиссее" Жуковского есть несколько 7-стопных строк, и даже опытный слух с трудом отличает их от гексаметров. Единственное стихотворение с вольной стопностью, превосходящей 6-стопный предел, уда­лось найти у Луговского ("Весна", 1937): в нем отчетливая цезу­ра (выделенная "ступенькой") и предцезурные, а реже после-цезурные полустишия могут удлиняться на стопу, образуя 7- и 8-ст. строки (с несомненным влиянием 4+3-иктного балладно­го дольника):

(5)       Крымские сосны шумят и тоскуют, - / они одиноки.
Хриплым котам отвечают коты / и шуршат прошлогодней

листвою.

Доктор выходит глядеть на луну, - / пальто застегнул, закурил

папиросу.

Всюду, как птицы, сидят командиры - / шинели внакидку.

Черный танкист, закрывая глаза, / напевает испанскую песню...

Менее строгий, но не менее интересный пример - у Ю. Ле­витанского: правильный дактиль, рифмованный, но со строками сверхдлинной стопности: 8, 9, 15, 11 (и т. д.) стоп. Ассоциации с гексаметром почти отсутствуют - такие длинные строки похожи скорее на метрическую прозу:

(6)       Красный боярышник, веточка, весть о пожаре, смятенье, гуденье

набата,

Все ты мне видишься где-то за снегом, за пологом вьюги, среди

снегопада.

В красных сапожках, в малиновой шубке, боярышня, девочка,

елочный шарик, малиновый где-то за снегом, за вьюгой,

за пологом белым бурана.

Что занесло тебя в это круженье январского снега - тебе еще

время не вышло, тебе еще рано!..

Пожалуй, другой эксперимент Левитанского - не дактиль, а анапест, но со строчками все же покороче (7, 8, 9- стоп) и без рифмы - сохраняет чуть больше отдаленного сходства с гекса­метром:

(7)       Плачь, коллежский асессор Майор Ковалев, о своей драгоценной

пропаже,

Плачь о сыне возлюбленном, чаде заблудшем своем, плачь о носе

своем несравненном!

Это надо же, экий проказник, бесстыжий шалун, шалопай,

вы подумайте, экий негодник!..

Отклонения от нормы вниз, наоборот, не так уж редки. У на­меренно небрежных гексаметристов 5-стопные строки приме­шиваются к 6-стопным в немалых количествах ("Птицы" Н. Забо­лоцкого). Осознанный опыт "5-ст. гексаметра" со свойственны­ми гексаметру переменными интервалами предпринял еще Катенин в "Инвалиде Гореве" (1835) - он звучит вполне как на­стоящие разговорные гексаметры Жуковского:

(7а)  Вот, как ближе подъехал к той волости Спасской,
Спрашивать стал на кормежках Макар у хозяев,
Жив ли, здоров ли тот-другой из знакомых.

Диво ему: про многих вовсе не знают,
Тех же, что знают, куда налицо их немного:
Помер, в бегах, на службе, ушел да уехал...

Правильные белые дактили тоже совершенно явно ощу­щаются как близкое подобие гексаметра - почти независимо от темы:

(8)       Юноша! грустную правду тебе расскажу я:
Высится вечно в тумане Олимп многохолмный.
Мне старики говорили, что там, на вершине,
Есть золотые чертоги, обитель бессмертных...

В. Брюсов. "Тайна деда"

(9)       С кроткой улыбкою месяц глядится в окошко,
Тень на стене отражая от рам прихотливо.
Мать молодая, склонясь к колыбели, с любовью,
С томно-отрадной улыбкой глядит на младенца...

В. Крестовский. "Две ночи"

И. Шкляревский даже использовал 5-ст. дактиль для перевода гексаметрической латинской "Поэмы о туре" Н. Гусовского - ви­димо, потому, что в 6-стопную латинскую строку чаще всего укладываются именно 5 слов: "Там, где сурово сияют полночные звезды, Слава о туре идет, как о страшном убийце. Память о нем, как дыханье его за спиною...".

Столь же сознательно использовал Щербина в своих антич­ных идиллиях правильное чередование 6- и 5-ст. дактилей с женскими окончаниями: по-видимому, для него это был дериват элегического дистиха, чередования гексаметра с пентаметром ("шестимерника" с "пятимерником", хотя античный пентаметр имел совсем другое строение - ср. далее, пример 20):

(10)    Как-то привольней дышать мне под этим живительным небом,
Как-то мне лучше живется в тени деревенской:

Гаснут мечты честолюбья, тревожные сны улетают;

Мыслей о будущем нет, - настоящим я полон...

Близость к семантике гексаметра в 5-стопных стихах на­столько отчетлива, что она не совсем теряется, даже если к от­клонению по стопности добавить отклонение по анакрусе или рифмованности. Вот пример осложнения первого рода - белый 5-ст. амфибрахий, неоднократно использованный в античных переводах Мерзлякова и от его "Рыбаков" (из Феокрита) заимст­вованный Гнедичем в собственных "Рыбаках" (а от Гнедича сто лет спустя - Ю. Верховским в стихотворении "Гость"):

(11)    Вот вечер, но сумрак за ним не слетает на землю;
Вот ночь, но светла синевою одетая дальность:
Без звезд и без месяца небо ночное сияет,

И пурпур заката сливается с златом востока...

Н. Гнедич. "Рыбаки"

(Конечно, для семантической окраски небезразлична и те­матика текста: эпический Ам5 Гумилева "Когда зарыдала стра­на под немилостью Божьей..." кажется ближе к гексаметру, чем лирический Ам5 Блока "Ну что же? Устало заломлены слабые руки...")

Вот пример осложнения второго рода - 5-ст. дактиль риф­мованный:

(12)    Горними тихо летела душа небесами,
Грустные долу она опускала ресницы;
Слезы, в пространство от них упадая звездами,
Светлой и длинной вилися за ней вереницей...

А.К. Толстой. "Горними тихо летела..."


Сравнивая эти два примера, можно, пожалуй, уловить, что первый больше "похож на гексаметр", чем второй. Отчего это ощущение возникает, мы попробуем выяснить в дальнейшем. Попробуем, однако, сделать еще один шаг от исходной нормы: взять не 5-ст., а 4-ст. нерифмованный дактиль. Впечатление "гек­саметричности" резко ослабевает:

(13)  Белая ночь; небеса, словно дымка,
Странно прозрачны и странно туманны.
Город уснул; прикурнувши к сиденью,
Дремлет извозчик. Родимое поле
Снится ему. Озаренная солнцем,

Тихо колышется рожь золотая...

К Льдов. "Из петербургского альбома"

Эта разновидность размера малоупотребительна - едва ли не из-за этой самой неотчетливости своих семантических ассоциа­ций. Кроме приведенного примера (с несомненной реминис­ценцией из Гнедича), можно назвать еще "Все ты уносишь, не­щадное время..." Жадовской и двустишия "По небу Тучи громо­вые ходят..." Дельвига; ср. также с допущением мужских окончаний - по образцу белого 5-ст. ямба - "Сказки" Щербины: "Скучно мне было за сказками няни: Сказки те были все только о людях, То о разбойниках, то о колдуньях. Что-то влекло меня в темную рощу Слушать, как шепчется что-то в ветвях...". Все эти образцы нимало на гексаметр не ориентированы.

Если, как на прошлом этапе, осложнить отклонение по стопности отклонением по анакрусе или по рифмованности, то, по-видимому, последние остатки гексаметрической семантики ис­чезнут. Вот пример белого 4-ст. амфибрахия (ср. пример 11):

(14)     Гранитная лестница вьется удавом.

Нет счета ступенькам... Церковный привратник

Ведет меня к небу, как некогда Данте

Вела Беатриче. Я весь - ожиданье...

К. Льдов. "На Исаакиевском соборе"

Вот пример рифмованного 4-ст. дактиля (ср. пример 12):

(15)     Молча сижу под окошком темницы;
Синее небо отсюда мне видно:

В небе играют свободные птицы;

Глядя на них, мне и больно и стыдно...

М. Лермонтов. "Пленный рыцарь"


Семантические ассоциации и первого и второго образца явно указывают не на античность, а на средневековье; причем опять этот "отрыв от гексаметра", пожалуй, ощутимее во втором, чем в первом. Как бы то ни было, можно с достаточной уверенностью констатировать: порог ощущения сходства с гексаметром по при­знаку (С) лежит между 5-ю и 4-мя стопами - 5-стопные дериваты входят в семантический ореол гексаметра, 4-стопные - нет.

3. АНАКРУСА. По признаку анакрусы (А) нор­мой гексаметра является ноль - начало с ударного слога. Отсту­пление от этой нормы на 1 слог дает "амфибрахическое", на 2 слога - "анапестическое" начало стиха. Разница между этими двумя степенями отклонения почти неощутима: оба, несомнен­но, находятся в пределах семантического ореола гексаметра. Вот образцы белого 6-иктного дольника с амфибрахической анакру­сой и затем 6-ст. амфибрахия и анапеста:

(16)   Державин умер! чуть факел погасший дымится, о Пушкин!
О Пушкин, нет уж великого! Музы над прахом рыдают!
Их кудри упали развитые в беспорядке на груди,

Их персты по лирам не движутся, голос в устах исчезает!

А Дельвиг. "На смерть Державина"

(17)   Я верую в мощного Зевса, держащего выси вселенной;
Державную Геру, чьей волей обеты семейные святы;
Властителя вод Посидона, мутящего глуби трезубцем;
Владыку подземного царства, судью неподкупного Гада...

В. Брюсов. "Гимн богам"

(18)    На престоле из кости слоновой воссел Олимпиец в величьи,
И копье золотое в деснице он держит, а в шуйце - перуны;
Чистый мрамор чела облекают венцом осененные кудри;

У подножия бога орел опускает широкие крылья...

Л. Мей. "Видение"

Образец белого 5-ст. амфибрахия уже приводился - "Рыбаки" Гнедича (11); образцом белого 5-ст. анапеста (с нарушениями, как в 4-м стихе) может служить стихотворение Майкова (1859):

(19) Здесь весна, как художник уж славный, работает тихо.
От цветов до других по неделе проходит и боле,


Словно кончит картину и публике даст наглядеться,

Да и публика знает маэстро, и уж много о нем не толкует:

Репутация сделана, бюст уж его в Пантеоне...

Заметим, однако, что если для нас разница в степени "гекса­метричности" между этими амфибрахиями и анапестами ни­чтожна, то для первых современников, может быть, это было и не так: мы знаем, что амфибрахические дериваты гексаметра в русской поэзии разрабатывались очень активно (и у Мерзлякова почти вытесняли собственно гексаметр), анапестические же -ничтожно мало (даже В. Пяст, приводя цитированный пример из Мея, неожиданно замечает: «В этом размере с сплошь женскими рифмами (!) есть что-то неприятное: какое-то "издевательство над гексаметром"» [Пяст 1931, 250]). Может быть, антитеза восхо­дящего-нисходящего зачина, сформулированная Ломоносовым, противопоставляла именно дактиль и анапест (как хорей и ямб), а амфибрахий был промежуточен, недостаточно антитетичен и поэтому терпим? Как бы то ни было, мы отмечаем: по признаку (А) заметного порога на границе гексаметрического ореола не наблюдается. Очевидно, это признак, менее существенный, чем рассмотренные выше.

4. ОКОНЧАНИЯ. По признаку окончания (О) нормой гексаметра является 1 слог - женское окончание. Отсту­плений "вверх", по-видимому, нет: гексаметр с дактилическими нерифмованными окончаниями не обнаружен даже в экспери­ментах. (Дактилические рифмованные в чередовании с женски­ми рифмованными встречаются у Мея в переводе из Феокрита, "Близнецы": "Славлю рожденных от Леды и Дия, козою вскорм­ленного, Кастора и Полиника, на гибельный бой ополченного, Неотразимого в ярости, неодолимого в брани, Если бычачьим ремнем оплетал он могучие длани...") Отступления "вниз" воз­можны: нулевые, мужские окончания в дериватах гексаметра встречаются. При этом если они чередуются с женскими, то воз­никает впечатление, что перед нами не "дериват гексаметра", а "дериват элегического дистиха", потерявшего только характер­ный серединный стык иктов в четных стихах:

(20) Здравия полный фиал Игея сокрыла в тумане,

Резвый Эрот и Хариты с тоскою бегут от тебя;

Бледная тихо болезнь на ложе твое наклонилась,

Сон сменяется стоном, моленьем друзей тишина...

А Дельвиг. "К к<н>. Г<орчакову>"


Примеров сплошных мужских окончаний в 6-ст. дактиле мы не нашли; примером их в 5-ст. дактиле могут служить, во-первых, "Брингильда" Майкова (с "Примечанием для чтения вслух": "Бога ради, читая вслух, не скандуйте стихов... читайте, как прозу, но выразительно, где требуется..."):

(21)  Входит Брингильда в чертог, дверь наотмашь раскрыв.
Шуба соболья и волосы в снежной пыли.

Холод за нею в широкие двери пахнул.

В стороны с факела пламя метнулось, взвилось...;

во-вторых, "Приазовье" Тарковского:

(22)  На полустанок я вышел. Чугун отдыхал

В крупных шарах маслянистого пара. Он был

Царь ассирийский в клубящихся гроздьях кудрей.

Степь отворилась, и в степь, как воронкой ветров,

Душу втянуло мою...

Метрически эти два отрывка тождественны; но из-за разницы синтаксического строя и, конечно, из-за разницы тематики второй гораздо меньше "напоминает гексаметр", чем первый. Это значит, что мы находимся на самой периферии семанти­ческого ореола гексаметра, и ощущение его уже готово утра­титься.

Сравним еще два примера однородных и разнородных окон­чаний - шагом дальше, в 5-ст. амфибрахии и анапесте (из "Про­стонародных песен нынешних греков" Гнедича):

(23)  Садилося солнце, а Дим свой завет говорил:
"Подите вы, дети, на ужин пора за водой;

А ты, мой племянник, садися, Ламбракис, ко мне:

Тебе моя сбруя, оденься и будь капитан..."

(24)  Под зелеными елями ужинать сел Скиллодим,
И вино наливать при себе посадил он Ирену.
"Наливай мне, красавица, пить наливай до утра,
До восхода денницы, как ты, полонянка, румяной..."

Представляется, что первый из этих отрывков звучит "гекса­метричнее" или, по крайней мере, "эпичнее", чем второй. По-ви­димому, причина этого - как и в предыдущем сопоставлении - в том, что белый стих с однородными окончаниями нестрофичен, а с разнородными - строфичен: это и отдаляет его от нестрофи­ческого гексаметра. Таким образом, важнее оказывается не качество, а отношение, не сохранение женских окончаний сре­ди мужских, а единообразие окончаний, хотя бы только мужских.

Если окончания разнородны, но нестрофичны, непредска­зуемы, то "гексаметричность", "эпичность", как кажется, сохра­няется. Пример - из "Соляного бунта" П. Васильева (где этому впечатлению не мешает даже укороченность 3-го стиха):

(24а) На буграх прииртышских поджарые кони паслись
Этих лыцарей с Яика, этих малиновых шапок,
Этих сабель свирепых и длинных пищалей;
И в Тоболе остались широкие крылья знамен,
Обгоревшие крылья, которыми битва махала...

Порог ощутимости гексаметрического ореола по признаку (О), стало быть, отчетлив: он состоит в нарушении однородно­сти окончаний, хотя бы малом. По-видимому, этот признак су­щественнее, чем ранее рассмотренный признак (А).

5. РИФМА. Последний признак гексаметра -рифмовка (Р). Нормой гексаметра является отсутствие рифмы. Рифмованные гексаметры разного рода существовали в латин­ском средневековье ("леонинские стихи"), но потом вышли из употребления и остались известны лишь немногим филологам. Появление рифмы (хотя бы и минимально деформирующей стих - сплошной женской) дает тот же эффект, что и появле­ние неоднородных окончаний (хотя бы и нерифмованных): оно разнообразит стих, вносит в него строфичность. Вот при­меры:

(25)    Внук Тредьяковского Клит гексаметром басенки пишет,
Противу ямба, хорея ужасною злобою дышит:

Мера простая сия все портит, по мнению Клита,

Смысл затмевает стихов и жар охлаждает пиита...

А Пушкин. "Несчастие Клита"

(26)    Муза в измятом венке, богиня, забытая миром!

Я один из немногих, кто верен прежним кумирам;

В храме оставленном есть несказанная прелесть - и ныне

Я приношу фимиам к алтарю забытой святыни...

В. Брюсов. Вступление к поэме "Атлантида"


(27) Мухи, как черные мысли, весь день не дают мне покою:
Жалят, жужжат и кружатся над бедной моей головою!
Сгонишь одну со щеки, а на глаз уж уселась другая,
-Некуда спрятаться, всюду царит ненавистная стая...

А Апухтин. "Мухи"

В первом примере установка на гексаметр задана прямо. Во втором - подсказана античным стилем; Брюсов сам писал (к В. Фриче, июнь-июль 1895 г.), как он искал размер новый, но заведомо напоминающий об эпосе. В третьем она не подсказана ничем, и обычно эти стихи воспринимаются вне всяких гекса­метрических ассоциаций (ср. аналогичное сопоставление при­меров 21 и 22). Таким образом, мы и здесь находимся на самой периферии семантического ореола гексаметра.

Особенно это видно, если ввести в рифмованный гексаметр постоянное цезурное усечение: в стихах Ап. Коринфского вряд ли можно расслышать - гексаметр, скорее - подобие длинных строк Бальмонта и Северянина:

(28)  Песен моих не читайте, мирные дети покоя,

Если вас жизнь не коснулась грубой и грязной рукою,

Если дорогою пыльной в белой одежде идете,

Если в душе вы алмазы, лилии в сердце несете...

Разумеется, еще чаще, чем гексаметры, напрашивались на риф­мовку элегические дистихи с их чередующимися окончаниями:

(29)  Скрыв под рудой самоцветной, под йодистой влагой хрустальной
От утомленных стихий ярость их древней борьбы,

Ткут неподвижные Парки, владычицы тьмы безначальной,

Людям, титанам, богам - ткань непреложной судьбы...

М. Зенкевич. "Нити Парок"

Сделаем еще сопоставление - в более отдаленном деривате гексаметра, 5-ст. дактиле: стихи с парной, перекрестной и охват­ной рифмовкой:

(30)    Нет уж, не ведать мне, братцы, ни сна, ни покою!
С жизнью бороться приходится, с бабой-ягою.
Старая крепко меня за бока ухватила,
Сломится, так и гляжу, молодецкая сила...

А.К. Толстой. "Нет уж, не ведать мне..."

(31)    Горними тихо летела душа небесами...

А.К Толстой, см. выше (12)


(32) Месяц зеркальный плывет по лазурной пустыне,
Травы степные унизаны влагой вечерней,
Речи отрывистей, сердце опять суеверней,
Длинные тени вдали потонули в ложбине...

А Фет. "Месяц зеркальный..."

От парной к охватной рифмовке ощутимость рифмы стано­вится все больше (или все меньше? Здесь возможны различные индивидуальные восприятия); не замечаем ли мы, что ассоциа­ции с гексаметром от этого становятся соответственно все сла­бее (или все сильнее?)? Было бы любопытно рассмотреть при­мер гексаметрического монорима - стихотворения, в котором все строки зарифмованы на одну рифму: здесь строфичность минимальна, и можно предполагать, что семантический ореол гексаметра будет здесь чувствоваться сильнее. Как приведенные примеры рифмованного гексаметра аналогичны в предыдущей группе примеров (на признак О) примерам с разнородными окончаниями, так монорим был бы аналогичен примерам с окончаниями однородными.

Порог ощутимости гексаметрического ореола по признаку (Р), стало быть, тот же, что и по признаку (О): нарушение одно­родности окончаний. Можно думать, что этот признак менее су­ществен, чем (О), т. е., например, что 5-ст. дактиль с рифмован­ными женскими окончаниями (примеры 30-32) более "похож на гексаметр", чем 5-ст. дактиль с нерифмованными мужскими окончаниями (примеры 21-22). Но настаивать на этом было бы пока неосторожно.

Таким образом, подводя итоги, можно сказать: для ощутимо­сти семантического ореола гексаметра необходимо, чтобы дери­ват его сохранял:

во-первых, признак (И) - 2-сложный или преимущественно 2-сложный междуиктовый интервал как основную ритмическую ха­рактеристику гексаметра (а признаки С и А могут и отклоняться);

во-вторых, признаки (О) и (Р) - однородность окончаний и рифмовки как основную строфическую характеристику гекса­метра (а тип окончаний, т. е. качественный аспект признака (О), может и отклоняться).

При этом, конечно, характеристика ритмическая важнее, чем строфическая: при нарушении однородности окончаний и риф­мовки (примеры 5, 30-32) гексаметрические ассоциации еще возможны, при замене 2-сложного интервала 1-сложным (при­мер 3) они начисто исчезают.


6. ЧЛЕНЕНИЕ СТИХА. В дополнение к пяти рассмотренным признакам гексаметра, может быть, имело бы смысл рассмотреть и шестой признак - цезурное членение (Ц) и обследовать ряд дериватов, идущих от разбиения длинной строки гексаметра на короткие отрезки, часто с рифмой. Но здесь было бы труднее систематизировать отступления от исход­ной формы на 1, 2 и более шагов; поэтому ограничимся лишь перечнем некоторых примеров.

а)  двучленный гексаметр с внутренней рифмой, но без гра­фической двустишности:

(33)  Лепет ручья, голубые цветы, расцветанье природы...
Кто же в полях: это он, это ты, ваши ясные годы...

В. Брюсов. "Воспоминание (симфония)", IV, 6;

двучленный гексаметр без внутренних рифм, но с графиче­ской двустишностью:

(34)  Сад чародейных прохлад / Ароматами сладкими дышит,
Звонко смеется фонтан, / И серебряный ветер колышет...

Ф. Сологуб. "Сад чародейных прохлад...";

двучленный гексаметр с внутренними рифмами и с графиче­ской двустишностью (целый сборник В. Шуфа "Гекзаметры" (СПб., 1912) с восторженным предисловием Н. Энгельгардта):

(35)  Дышит томительно сад, / И деревья в цвету белоснежном,
Грезой обвеяны, спят. / Песня слышится в сумраке нежном...

б)  трехчленный гексаметр  без  внутренних  рифм  и  без графической разбивки (у Жуковского это параллель к при­меру 2):

(36)  Солнце сияет; море спокойно; к брегу с любовью
Воды теснятся. Что на душистой зелени бьется?..

В. Жуковский. "Ундина", гл. XI, первая песня;

трехчленный гексаметр с внутренними рифмами и без гра­фической разбивки (леонинские versus trinini):

(37)  Где, светлоокая, ты, одинокая, странствуешь ныне?
Зноем и холодом, жаждой и голодом в дикой пустыне...

В. Жуковский. "Наль и Дамаянти", VII, 1;


то же, в 5-стопном деривате, с разбивкой:

(38)    Камень сугроба \ От зимнего гроба \ Отвален.
Чудом разлиты \ Вокруг хризолиты \ Проталин...

Л. Столица. "Пасхалия";

в)   элегический дистих, расчлененный в пропорциях япон­ской танки (5, 7, 5, 7, 7 слогов): по немецкому образцу так писал Брюсов (1898):

(39)    Как золотые / Дождя упадания - / Слезы немые, -

Будут в печальной судьбе / Слезы мои о тебе.

г)   элегический дистих, расчлененный на обычные полу­стишия, но прорифмованные и с укороченной 4-й строкой; схема рифмовки - аБ+ав+аБ+в (Г. Шенгели, из сборника "Гонг", 1916):

(39а) Цитры нежно звучат, / И медно гремят фанфары,

Звуков ласкающий яд / Мой опьяняет мозг.
В лунный иду я сад. / Пруд. На воде ненюфары
Ловят волны переплеск.

д)  гексаметр, рассыпанный на свободный стих: таково либ­ретто ненаписанной оперы А.Н. Серова "Ундина", слова которо­го "заимствованы  из повести Жуковского" (воспоминания К. Званцева // Русская старина, 1888. Т. 59. С. 373-377):

(40) - Ундина, где ты? / Ундина! / - Труд бесполезный: ты видишь, / Какая тьма здесь в лесу; / Куда мы пойдем? / И кто угадает, / Где она спряталась? / - Будем, по крайней мере, / Хоть кликать ее: / Ундина! / Где ты, Ундина? / - Как хочешь, рыцарь, кричи - / Она не откликнется нам; / А уж верно, / Где-нибудь близко сидит. / - Ундина! / - Уж это не в первый раз...

7. ПЕРИФЕРИЙНЫЕ ФОРМЫ, оставив эту

ветвь дериватов гексаметра, посмотрим, что мы найдем, если перешагнем обозначившуюся границу семантического ореола гексаметра и обследуем ближайшие к ней стиховые формы за ее пределами. По большей части это будут многостопные сложные размеры с различными окончаниями и рифмами. Среди них 6-5-ст. стихи образуют как бы промежуточную область между семантическим ореолом гексаметра и ореолами других тра­диций, а в 4-ст. стихах уже ничего не напоминает о гекса­метре, и часто уже ощущаются семантические ореолы других традиций. Материал здесь очень обширен и пестр; в современ­ной русской поэзии длинные строки вообще становятся все упо­требительнее во всех метрах. Ограничимся лишь избранными

примерами.

А. 6-5-стопные стихи:

6-ст. дактиль с античной тематикой (П. Порфиров, "Овидий"):

(41) В Томи, далеко, далеко, на береге Черного моря,

Изгнанный Августом гневным, томился великий певец.

Часто, скитаясь над бездной, прибою бурливому вторя,

Горько врагов проклинал он, печальный провидя конец...

6-ст. дактиль без античной тематики (К. Бальмонт, "Осень"):

(42) Белесоватое небо, слепое, и ветер тоскливый,

Шелесты листьев увядших, поблекших в мелькании дней,

Шорох листвы помертвевшей и трепет ее торопливый,

Полное скорби качание дальних высоких стеблей...

Если, однако, в этом 6-ст. дактиле сделать цезуру с усечением (по типу "Трубы в походе гремели, / крики по воздуху мчались" -ритмическая вариация, которую Карамзин рекомендовал для гексаметра как самую единообразную и легко воспринимаемую, но которую решительно избегали все позднейшие сочинители гексаметров, чтобы 6-иктная строка не разламывалась попо­лам), - то гексаметрические ассоциации сразу ослабеют и стих будет восприниматься как 3+3-ст. дактиль: (42а) Весело, весело сердцу! / Звонко, душа, освирелься!

Прогрохотал искрометно / и эластично экспресс.

Я загорелся восторгом! / Я загляделся на рельсы!

Дама в окне улыбалась, / дама смотрела на лес...

И. Северянин. "В пяти верстах по полотну"

6-ст. амфибрахий (Ю. Левитанский, "Что делать..."):

(43) Что делать, мой ангел, мы стали спокойней, мы стали смиренней.
За дымкой метели так мирно курится наш милый Парнас.
И вот наступает то странное время иных измерений,
Где прежние мерки уже не годятся - они не про нас...


6-ст. анапест с античной тематикой (А. Апухтин, "Богиня и певец"):

(44)    Пел богиню влюбленный певец, и тоской его голос звучал...
Вняв той песне, богиня сошла, красотой лучезарной сияя...
И к божественно-юному телу певец в упоеньи припал,
Задыхаясь от счастья, лобзанием жгучим его покрывая...

6-ст. анапест без античной тематики (К. Бальмонт, "Пляска атомов"):

(45)   Яйцевидные атомы мчатся. Пути их - орбиты спиральные.

В нашем видимом явственном мире незримая мчится Вселенная.

И спирали уходят в спирали, в незримости - солнца опальные,

Непостижные в малости земли, планетность пылинок бессменная...

5-ст. дактиль (В. Жуковский, "Рыцарь Роллон"):

(46)   Был удалец и отважный разбойник Роллон.

С шайкой своей по дорогам разбойничал он.

Раз, запоздав, он в лесу на усталом коне

Ехал и видит: часовня стоит в стороне...

5-ст. амфибрахий:

(47)    Дубовый листок оторвался от ветки родимой
И в степь укатился, жестокою бурей гонимый;
Засох и увял он от холода, зноя и горя,

И вот наконец докатился до Черного моря...

М. Лермонтов. "Дубовый листок...";

(48)    Вот белые дворники белые фартуки выстирали,
По белым веревкам развесили их во дворах,

И белые бороды в окна воскресные выставили,

Соседкам своим во спасенье, мальчишкам на страх...

Б. Окуджава. "Песенка о белых дворниках";

5-ст. анапест:

(49)    Золотое руно, где же ты, золотое руно?

Всю дорогу шумели морские тяжелые волны,

И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,

Одиссей возвратился, пространством и временем полный.

О. Мандельштам. "Золотистого меда..."


(49)    Золотое руно, где же ты, золотое руно?

Всю дорогу шумели морские тяжелые волны,

И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,

Одиссей возвратился, пространством и временем полный.

О. Мандельштам. "Золотистого меда..."

(50)    Это было при нас. / Это с нами вошло в поговорку.
И уйдет. / И однако, / За быстрою сменою лет

Стерся след, / словно год / стал нулем меж девятки с пятеркой.

Стерся след, / Были нет, / от нее не осталось примет...

Б. Пастернак. "Девятьсот пятый год"

Или с другим сочетанием окончаний:

(50а) В нашем школьном саду, где шумела трава непримятая,
Где сплетали деревья теней разноцветные сетки,
Одиноко стояла забытая женская статуя
Над заросшим прудом у затянутой хмелем беседки...

Н. Рыленков, "Статуя"

Есть ли в этой веренице стихов гексаметрические реминис­ценции? Оставим судить об этом субъективному ритмическому чувству каждого читателя. Можно думать, что они исчезают не для всех и не совсем; даже о последнем примере Л. Озеров пи­шет (в предисловии к Пастернаку в "малой Библиотеке поэта", 1976, с. 29): "Пятистопный анапест, напоминающий гекзаметр древних эпических поэм, интонацией своей убедительно пере­дает раскат и размах революции...".

Б. 4-стопные стихи. Ограничимся напоминанием лишь о да­ктилях разного вида:

(51) Что ты заводишь песню военну
Флейте подобно, милый снегирь?
С кем мы пойдем войной на гиену?
Кто теперь вождь наш? Кто богатырь?..

Г.Державин. "Снегирь":

(52) Плавай, Сильфида, в весеннем эфире!
С розы на розу в весельи летай!
С нежного мирта в прозрачный источник
На изощренный свой образ взирай!..

Н. Карамзин<?> "Сильфида";


(54)    Молча сижу под окошком темницы...

М.Лермонтов. "Пленный рыцарь" (см. пример 15);

(55)     В море царевич купает коня;
Слышит: Царевич! взгляни на меня!
Фыркает конь и ушами прядет,
Брызжет и плещет и дале плывет...

М. Лермонтов. "Морская царевна"

Мы чувствуем: здесь гексаметрические ассоциации оконча­тельно утрачены, и мы вступаем в область иных. Попытаемся оп­ределить, откуда они исходят. Таких истоков для 4-ст. дактиля можно наметить три.

Во-первых, от античной же традиции: полустишия "Снегиря" (очень употребительные в XVIII в. в стихах о бренности всего земного: "Суетен будешь Ты, человек, Если забудешь Краткий свой век..." Сумарокова) назывались в поэтиках XVIII в. (напри­мер, у А. Байбакова) "адонием" и восходят к одноименному античному стиху - уже не эпическому, а лирическому. Проме­жуточным звеном были, по-видимому, арии ("силлабическим 6-сложником") из ранних итальянских опер.

Во-вторых, от французской романсной традиции: на такой мотив пелись некоторые французские романсы, писанные 10-сложником (тем, что чаще ощущался у нас как аналог 5-ст. ямба). Так, песня Н. Смирнова "Как мне не плакать! ах! как мне не рваться! Можно ли смерти себе не желать?.." имеет подзаголовок: "голос: Triste raison, j'abjure ton empire..."). Эта традиция додержа­лась по меньшей мере до стихов Батюшкова о "Зафне" и мандельштамовского их отголоска в "Батюшкове".

В-третьих, от германской балладной традиции: немецкий балладный стих по-русски звучал 4- и 3-ст. дольником, при сил­лабо-тоническом выравнивании он дал 4-ст. дактиль и 4-ст. ана­пест уже в "Громвале" Каменева; Жуковский сперва предпочитал выравнивать его в ямб ("Двенадцать спящих дев"), с 1814— 1818 гг. - в 4-ст. амфибрахий ("Мщение") и с 1831-1832 гг. - в дактиль: 4-ст. в "Суде Божием над епископом", 5-ст. в "Рыцаре Роллоне". Этот 4-ст. дактиль, несомненно, ощущался как расши­рение плацдарма, завоеванного балладной семантикой амфибрахиев, а этот 5-ст. дактиль - как ее наступление на дактиличе­скую античную семантику.

Таковы семантические окраски трех областей, смежных с се­мантическим ореолом гексаметра: античной, романской, германской. Если пересечь их, то можно прийти и к семантике чет­вертой большой традиции - русского народного стиха; но сей­час для нас этот путь слишком далек. Подробнее об этих разно­сторонних истоках семантики русских размеров будет речь в за­ключительном разделе книги.